Берег залива Тёёлёнлахти поздним вечером – моя любимая часть городского пейзажа Хельсинки. С одной стороны – камыши, вода, силуэт жутковато-неподвижного колеса обозрения. С другой – дворец Finlandia-talo, напоминающий огромный, выброшенный на берег айсберг в синеватых отсветах Aurora Borealis (полярное сияние).И тишина такая, что слышно, как заяц пробежал. В любой другой стране это были бы классические хоррор-декорации. Но ведь это Финляндия…
С правом на ошибку
Недавно в рамках акции Open Helsinki мне наконец-то удалось попасть на экскурсию в Finlandia-talo, чтобы познакомиться с одним из самых спорных архитектурных шедевров. Настолько спорным, что в конце 70-х – начале 80-х студентов-первокурсников даже приводили в парк «Хесперия» продемонстрировать «провал» великого архитектора Алвара Аалто. А ведь, казалось бы, в случае с ним в Финляндии двух мнений быть не могло: «отец модернизма» и основоположник современной школы дизайна никогда не ошибался – ни с содержанием, ни с формой. Его мнение в стране было непререкаемым, а уважение к нему незыблемым. И никакой роскоши!
Обычных туристов, бредущих по проспекту Маннергейма с путеводителем наперевес, вводит в заблуждение уже само слово «дворец»: воображение сразу рисует многоярусные хрустальные люстры и лестничные балюстрады с позолотой. Однако с финского языка Finlandia-talo переводится как «Дом Финляндия», и это намного удачней отражает действительность. Достаточно одного лишь взгляда на плавные и естественные линии, изысканную простоту интерьера, безыскусные деревянные полы из светлого ясеня.
Весь концертный конгресс-комплекс выполнен в строгом соответствии с нежно любимым финнами функционализмом. Это особенно ярко проявляется в таких местах, как Главный зал, где летом 1975 года Леонид Брежнев подписал заключительный акт совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе, приемная на втором этаже, в которой неоднократно разливали игристое королям, генконсулам и министрам, секретные кулуары президента Урхо Кекконена. Минимум парадных деталей удивительным образом подчеркивает торжественность здания: серые тяжелые гардины в пол, шерстяные ковры, кобальтово-синие плавно изогнутые стены, мраморные балконы, темные кресла. В этом и есть вся Финляндия. Там, где подразумевается роскошь и надо пустить пыль в глаза, намеренно никакой роскоши!
Все серое, мраморно-белое, бежевое или темно-синее. Когда Алвара Аалто попросили объяснить выбор цветовой гаммы, он ответил, что наполнять здание цветом, оттенять и контрастировать – это не его задача. Это задача публики, автор лишь создает фон. Несмотря на то что уже далеко немолодой и порядком уставший Аалто лично не принимал участия в проекте (работы велись по его эскизам), все здание – внутри и снаружи – испещрено личными «подписями» автора. Где демонстративно размашисто – в виде белоснежных волнообразных стен, где лишь мелким росчерком: например, кожаные лестничные перила, характерная для Аалто деталь, или светильники – тридцать совершенно разных авторских форм. В не совсем дворцовых интерьерах дворца особенно заметно, что Аалто любил использовать в качестве украшения технические детали: осветительное оборудование, вентиляционные системы или акустические панели. Единственное, что все эти прекрасные штрихи несколько теряются в огромном пространстве.
Я заранее прошу прощения за свою кощунственную мысль, но мне иногда кажется, что отдельно взятые вазы, лампы и кресла у него получались несколько лучше, чем здания.
Любовь к Италии по-фински
Игра освещения – очередная архитектурная метафора, в которой прослеживается страстная влюбленность Аалто в Италию: от заполненных светом залов до неожиданно низких, скрадывающих пространство потолков. Как в Неаполе или Сиене, когда, блуждая по узким улочкам, где стены домов буквально царапают плечи, вдруг совершенно неожиданно оказываешься на залитой солнцем пьяцце или у подножия огромной лестницы, ведущей к небу. Voilà! И венецианская лестница, и импровизированная пьяцца (холл с огромными окнами) в Finlandia-talo имеются. Правда, с видом на проносящиеся поезда VR. Напоминанием о стремительной жизни финской столицы.
«Так, а в чем, собственно, заключался «архитектурный провал?» – спросите вы. Во-первых, в облицовке изысканным каррарским мрамором. Представляя Finliandia-talo как белоснежный венецианский дворец, Аалто совершенно не учел отсутствие у мрамора морозоустойчивости. В 2006 году фасад дворца полностью отреставрировали, и каррарский мрамор был заменен на… тот же самый капризный и прекрасный мрамор (из уважения к изначальной задумке архитектора – хотя совершенно очевидно, что лет через 15–20 все придется повторить сначала). Но это удивительная (и достойная восхищения!) черта финнов – бережное отношение к своему архитектурному наследию. Во сколько бы это ни обошлось городскому бюджету.
Во-вторых, Главный зал печально известен тем, что «проглатывает» звуки (довольно досадное качество для концертного комплекса). И в-третьих, по мелочам: например, во всем здании автором не было предусмотрено ни одного подсобного помещения для хранения/сбора мусора. Если учесть, что к началу 80-х новое поколение дизайнеров и проектировщиков мечтало наконец-то избавится от архитектурной тени Аалто длиной в полвека, то трех причин более чем достаточно.
Перед возведением дворца было срублено всего шесть деревьев
И все же, все же, все же… Есть в этом здании что-то, чему не перестаешь восхищаться, закрыв глаза на все практические просчеты. Оно идеально вписано в городской ландшафт. И является великолепным образцом органической архитектуры и творческой позиции Аалто: «Человек и природа должны быть связаны». Перед возведением комплекса площадью 125 140 квадратных метров в парке было срублено всего шесть деревьев. Но это так, к слову. Да и важно ли, какая во дворце акустика… Ведь для этого уже выстроили Дом музыки по соседству.
Ксения Кошелева